Мировой рынок углеводородов поменял ориентацию Поделиться
Ситуация с нефтегазовыми доходами российской казны, с их объемами и динамикой остается туманной. Ничуть не проясняют ее и заявления «главного по бюджету» Антона Силуанова. В мае министр признал, что поступления от сырьевого экспорта с учетом конъюнктуры и всех дисконтов отстают от годового плана. А месяцем позже утверждал с высокой трибуны, что намеченный показатель в 8,9 трлн рублей будет достигнут. Что же происходит с поступлениями в бюджет от нефтяного экспорта на самом деле? Об этом мы поговорили с экспертом Финансового университета при Правительстве РФ Игорем Юшковым.
— По данным Минфина, нефтегазовые доходы федерального бюджета в июне текущего года составили 529 млрд рублей (-26,4% год к году), а с начала года — 3 382 млрд (-47% ). Некоторые аналитики объясняют такое падение обвалом экспортных поставок трубопроводного газа и цен на него. Но вклад газового экспорта в доходы казны явно меньше доли нефтяного. Есть данные, что в 2021 году на экспорте сырой нефти Россия заработала $110,1 млрд, а на поставках газа — $55,5 млрд. Отчего же такой провал по доходам?
— Нефть — более доходный товар, чем природный газ: и компании, и государство в целом зарабатывают на ней больше. Существенную долю доходов в федеральный бюджет дают налог на добычу полезных ископаемых (НДПИ) и вывозные таможенные пошлины на сырье. В этом плане газовая отрасль всегда отставала от нефтяной, а сейчас разрыв стал огромным, поскольку обвалились поставки «голубого топлива» в Европу: в 2021 году они были под 160 млрд кубометров, в прошлом около 80 млрд, а по итогам года текущего выйдет около 20–25 млрд. Соответственно, сократив экспорт трубопроводного газа, «Газпром» был вынужден снизить добычу, в итоге упали и НДПИ, и экспортная пошлина. Напомню, весной 2022-го Украина перекрыла один из двух транзитных маршрутов через свою территорию, а с начала лета началось снижение объемов прокачки через трубопровод «Северный поток-1», которая полностью остановилась 3 сентября.
Что касается параметров нефтегазовых доходов, тут важно помнить о высокой базе прошлого года, с которой мы сравниваем. Да, минус 46% за январь–июнь — пугающая внешне величина. Но в январе-феврале 2022-го поставки газа в Европу шли в полном объеме, а цена на российскую нефть Urals была высокой даже в марте, $70–80 за баррель. Скидка (по сравнению с сортом Brent) появилась только в апреле-мае, она доходила до $30–34, но при этом сами цены на Brent уходили выше $100. Поэтому даже с учетом скидки Россия очень много зарабатывала на экспорте. В мае-июне был спад добычи и экспорта, который продлился несколько недель, а дальше наши рынки перестроились на Азию, и ситуация по объемам продаж нормализовалась. Все дело не в них, а в низкой цене на российскую нефть: в прошлом году Минфин рассчитывал экспортную пошлину и НДПИ исходя из $85 за баррель, сегодня — примерно из $55. А по поводу запланированного по итогам текущего года показателя в 8,9 трлн рублей думаю, что мы его едва ли достигнем.
— В последнее время разница между среднемесячной экспортной ценой российской нефти и эталонного сорта Brent стала сокращаться, опустившись в июне ниже уровня $20 за баррель. Как это отражается на доходах?
— Для определения ставок экспортной пошлины и налогов важна именно цена Минфина, а не та, по которой продают нефть российские компании (к тому же, это коммерческая тайна). После введения в этом году ограничения на размер скидки ведомство стало активно подталкивать нефтяников к тому, чтобы те сами снижали дисконт и тем самым минимизировали потери. Проблема тут в следующем: Минфин по-прежнему ориентируется на котировку Urals, оценку которой для него готовит международное ценовое агентство Argus со штаб-квартирой в Лондоне. Есть сомнения в репрезентативности этого индикатора. Но при всех обстоятельствах дисконт на российскую нефть действительно снижается, поскольку уходят риски, связанные с покупкой. На первых порах, сразу после введения санкций, ее боялись брать, поскольку было непонятно, что конкретно запрещено, а что разрешено, каковы будут последствия для потенциальных нарушителей. К сегодняшнему дню картина прояснилась, к тому же наладились и логистика, и механизмы банковских расчетов. Раньше высокие риски во многом компенсировались высоким дисконтом, сегодня иная ситуация.
— Цены на российский экспортный сорт Urals практически достигли ценового потолка, установленного Западом, — $60 за баррель. Что дальше: его еще снизят до $50, как предлагают Польша, Литва и Эстония?
— Сомневаюсь. Потолок замысливался так: если вы хотите найти перевозчика, который согласится транспортировать вашу нефть, то вы должны продавать ее по цене ниже $60 за баррель. Однако мы этого не видим. В реальности мировой танкерный флот разделился как бы надвое: одна часть судовладельцев не хочет связываться с российским сырьем, не вполне понимая, как надо отчитываться о перевозке, как доказывать, что не нарушены правила ценового потолка. Вместе с тем сформировался теневой (или как его еще называют — «сумеречный») флот, который занимается перевозкой только подсанкционной нефти: российской, иранской, венесуэльской. В данном случае судовладельцы игнорируют потолок, не боясь оказаться под вторичными санкциями, а страхование перевозок берут на себя либо российские компании, либо азиатские. Соответственно, исчезает фактор, который бы вынуждал Москву продавать нефть ниже уровня в $60 за баррель. Но здесь возникают вопросы, а во сколько нам обходятся услуги теневого флота и как работают эти схемы оплаты? Ведь российские компании могут заявить, что у них растут издержки, связанные с дорогостоящей перевозкой, а значит, они вправе выплачивать государству более низкую экспортную пошлину и НДПИ. А уж если потолок снизят, денег у экспортеров станет еще меньше, и им придется сокращать инвестиции в новые проекты.
Стержневая идея потолка: надо установить такую цену на российскую нефть, чтобы поставщики сохраняли рентабельность и продолжали насыщать сырьем мировой рынок, но при этом чтобы государство не зарабатывало. В какой-то момент Еврокомиссия пообещала пересматривать ценовой лимит каждые два месяца, снижая его на 5% от средней стоимости Urals. Но ведь ясно, что такой механизм в конечном итоге лишит потолок смысла, превратит в фикцию. И что российские компании сократят отгрузки, на мировом рынке возникнет дефицит, котировки Brent вырастут. Странам G7 все это может обернуться боком. Напомню, прошлогоднее эмбарго со стороны США (в апреле 2022-го) привело к снижению объемов российского экспорта и подскоку цены на Brent выше $100 за баррель.
— В первом квартале 2023 года экспорт российской нефти достиг самого высокого уровня за три года — общие отгрузки дошли до 8,1 млн баррелей в сутки. При этом в денежном выражении объемы уступают досанкционным. Получается, основной проблемой остаются высокие дисконты?
— Действительно, по объемам мы довольно быстро перестроились с Европы на азиатские рынки и сегодня экспортируем примерно столько же, сколько в 2021 году. Главным открытием прошлого года стала Индия. Прежде мы поставляли туда в среднем 20 тысяч баррелей в сутки, это крошечные объемы. Сегодня Индия является крупнейшим покупателем российской нефти, которая перевозится морским транспортом, и обгоняет по этому показателю даже Китай. По общим поставкам Китай пока на первом месте за счет трубопроводных маршрутов: нефтепровода «Восточная Сибирь — Тихий океан» (ВСТО) и транзита через Казахстан (10 млн тонн в год). Индия сумела переварить все объемы, которые прежде шли в Европу морским транспортом. Нефтепродукты, получаемые из российской сырой нефти на своих НПЗ, она в основном экспортирует в Европу и США. По сути, она заместила нас на рынках нефтепродуктов в Старом и Новом Свете.
Вообще, торговля нефтепродуктами — дело выгодное. Скажем, государства севера Африки (Ливия, Египет, Алжир, Тунис, Марокко) производят их у себя из купленного с дисконтом российского сырья, а затем перепродают с высокой доходностью. Нас же в данном случае устраивает короткое транспортное плечо. Транспортировать нефть из Новороссийска до любой точки на североафриканском побережье намного удобнее, чем через Суэцкий канал в Индию. Но теперь необходимо подтянуть экономическую, финансовую составляющую этой переориентации с рынка Европы на другие регионы. Вопрос снижения скидки тесно связан с глобальной задачей повышения эффективности, выстраивания собственной инфраструктуры вокруг сырьевого экспорта, обеспечения себя определенным числом танкеров. Это позволит суммарно зарабатывать больше, не отдавать деньги на сторону. Десятилетиями Россия продавала нефть, используя чужую инфраструктуру: сторонних трейдеров и страховщиков, суда.
— Что должно произойти, чтобы динамика наших нефтяных доходов пошла вверх? И как на нее может повлиять государство, какие потенциальные инструменты есть в его распоряжении?
— Прежде всего, необходимо учитывать интересы компаний. Да, существует соблазн пойти по чисто административному пути — переписать формулу расчета НДПИ и экспортной пошлины или просто сказать нефтяникам: платите по формуле «цена на Brent минус $10», а мы (государство) из полученной цифры вычтем налог и пошлину. Это привело бы к увеличению доходов федерального бюджета, но деятельность российских компаний стала бы нерентабельной. С них взимали бы неадекватно высокие налоги, и в реальности они продавали бы нефть по более низкой цене себе в убыток. Такая политика выжимания денег из производителей чревата падением добычи и экспорта. Заведомо невыгодным для себя делом никто заниматься не будет. А вообще, чтобы больше зарабатывать, недостаточно снижать дисконт, нужно также, чтобы нефть становилась дороже. Это позволит наращивать объемы добычи. Между тем внутри ОПЕК+ Россия взяла на себя обязательства их снижать, а в феврале вице-премьер Александр Новак анонсировал дополнительное сокращение (причем в добровольном порядке) добычи на 500 тысяч баррелей в сутки. Все это делается ради того, чтобы не просто удержать цены от дальнейшего падения, но подтолкнуть их вверх. И тогда отпадет необходимость в радикальном сокращении добычи, и Россия сможет зарабатывать не только с цены, но и с объемов продаж. Но тут возникает еще одно условие: ускоренное и динамичное развитие мировой экономики, более высокий спрос на энергоресурсы со стороны Китая, США, Европы.
— Есть мнение, что эффект от роста поставок в Индию и Китай (сегодня эти две страны покупают 90% российской нефти, на Европу приходится только 8%) нивелируется многократно возросшими транспортными издержками и инвестициями в новую инфраструктуру: в трубопроводы, танкерный флот и так далее. Вы согласны?
— Нет у нас пока новой инфраструктуры, мы просто не успели ее создать с момента введения санкций. Россия не строила новые нефтепроводы и порты, а что касается танкерного флота, это подержанные суда, купленные за рубежом. Маршрут Восточная Сибирь — Тихий океан не расширяется. «Транснефть» стала добавлять специальные противотурбулентные присадки, которые просто увеличивают пропускную способность существующей трубы, но нет ни новых насосных станций, ни новых веток. Если говорить о морских поставках, да, транспортные издержки возросли, но насколько, непонятно: сейчас почти все сырье перевозится теневым флотом. В целом мировой рынок топлива стал менее эффективным. Раньше он был выстроен с точки зрения элементарной экономической логики: раз мы соседствуем с Европой, значит, туда и поставляем. Точно так же ближневосточные производители ориентировались почти исключительно на Азию: крупнейшим экспортером нефти в Индию были Ирак и Саудовская Аравия. Теперь в Индии в их роли выступает Россия, а российское сырье на европейском рынке заместили ближневосточные поставщики. И получается, что для перевозки прежних объемов требуется больше времени, усилий и танкеров. Рентабельность сырьевого бизнеса при поставках в Индию и Китай сегодня явно меньше, чем она была при поставках в Европу при сопоставимых ценах.
— В какой степени оказались эффективны декабрьские (2022 года) и февральские (2023-го) санкции (ценовой потолок, эмбарго на морские поставки нефти и нефтепродуктов)? Запад ставил цель снизить экспортные доходы РФ, сохранив физические объемы поставок. Похоже, ему это удалось.
— Безусловно, если бы ограничений не было, Россия могла бы зарабатывать больше. С другой стороны, и западные страны импортировали бы нефть по более низким ценам, если бы не ввели санкции. Возросшие транспортные расходы только частично компенсируются за счет снижения рентабельности компаний-производителей. В немалой степени они перекладываются и на покупателя. Та же Индия, когда перерабатывает российское сырье и продает нефтепродукты в США, несет довольно большие издержки. Санкции бумерангом ударили по экономике Запада, спровоцировав всплеск инфляции и вынудив регуляторов — и Европейский ЦБ, и ФРС США — повышать ставки. В Европе уже два квартала подряд продолжается рецессия, в США экономический рост замедлился. Понятно, что для России в санкциях куда больше негатива, чем пользы. Они тормозят наше развитие, создают нам проблемы, и лучше бы их не было вообще. Между тем кто-то видит в них чуть ли не сплошные плюсы: мол, санкции ускорили развитие отдельных сегментов нефтяной индустрии, заставили быстро наладить изготовление катализаторов для нефтепереработки, дали понять, насколько важно иметь собственный танкерный флот и свои компании по оказанию страховых услуг. Однако в идеале все это надо было делать раньше, еще до санкций. Бизнес поступал так, как ему проще, предпочитая не вкладываться в предприятия по производству различных элементов для нефтепереработки, а покупать это оборудование на стороне. Словом, пока гром не грянул…
График. Как менялась цена барреля марки Brent, долл.
31 мая 2022 122,84
14 июля 99,57
17 августа 93,65
27 сентября 86,27
9 декабря 76,10
23 января 2023 88,19
2 февраля 82,17
17 марта 72,97
12 апреля 87,33
24 мая 78,36
12 июня 71,84
13 июля 81,36
